Торговля людьми в условиях пандемии

Прошло уже больше года, как мир столкнулся с новым заболеванием — коронавирусом. Впервые в новейшей истории были введены такие радикальные способы борьбы с заразой, как полный локдаун, закрытие границ и многое другое. Вторая волна болезни постепенно отступает, однако эксперты говорят, что коронавирус с нами останется навсегда. Однако здесь мы бы хотели поговорить не о самом вирусе, а о том, как он повлиял на наше общество, и особенно на то, чем занимается наша организация.

Преступные сообщества, получавшие миллиардные доходы от эксплуатации жертв торговли людьми, перестроились значительно быстрее, чем нормальная экономика, чтобы в новых «обстоятельствах непреодолимой силы» не потерять ни копейки. А подобный риск существовал — границы перекрыты, значит, транснациональная торговля людьми сокращается (ну не совсем, конечно, коррупцию никто не отменял, да и «зеленая граница» по-прежнему позволяет перемещать людей в обе стороны, пусть и в меньших масштабах) — следовательно, произошла переориентация на внутриграничный траффикинг и «уход в цифру». Жертвы оказались в прямом смысле запертыми (если говорить о жертвах сексуальной эксплуатации) и подвергались еще более жестокой эксплуатации. Как тут не вспомнить выражение «the show must go on!»? Вербовщики стали значительно больше работать онлайн, подскочило число порнографических сайтов, сексуальных веб-услуг, объявлений-однодневок о торговле детьми (разумеется, под предлогом «отдам ребенка в хорошие руки»).

В наиболее тяжелом положении были трудовые мигранты, не имевшие легального статуса пребывания. Да и у мигрантов, обладающих всем пакетом документов, ситуация осложнилась массовыми увольнениями при отсутствии какой-либо возможности возвратиться на родину — рейсов нет, границы с обеих сторон на замке. А люди — на улице, без денег, без медицинской страховки, без крыши над головой. Их десятками и сотнями выгоняли с предприятий, без зарплаты, без документов, без каких-либо объяснений.

Пандемия привела к почти полному падению спроса на персонал в гостиничном бизнесе и в домашнем хозяйстве, спрос на труд мигрантов сократился на 50 процентов в торговле, снизился на транспорте и связи, и лишь в строительстве и в секторе курьерской доставки остался на прежнем уровне. А ведь это сокращение коснулось многих сотен тысяч мигрантов (только из Центральной Азии в России работали 4,46 млн человек). Прогноз сокращения занятости мигрантов составлял 53,2 процента, а это уже миллион и больше людей, для которых поиск любого трудоустройства, самого рискованного, — это стратегия выживания.

Так сложилось не только в России. Международные организации повсеместно отмечали повышение рисков личной безопасности и дефицит доступа к здравоохранению, отсутствие информации и правовой помощи, не хватало приютов, были жалобы на недостаточность помощи со стороны государства, падение доходов и отсутствие социальной защиты, утрату легального миграционного статуса (и, соответственно, перспективу задержания в «лагерях для нелегалов» — в Европе оказалось более 100 тысяч женщин, мужчин, детей с различной степенью уязвимости, среди которых были люди с тяжелыми заболеваниями, инвалидностью, и психологическими травмами). Перспектива получения статуса беженца для них равнялась нулю.

При этом внимание правоохранительных структур было почти полностью переключено на контроль за соблюдением людьми ограничений по передвижению, на досмотр автотранспорта и иные мероприятия, направленные на предотвращение контактов между людьми. Где уж тут бороться с торговлей людьми, если и в «мирное время» эта сфера замалчивается почти полностью, на нее нет ни ресурсов, ни указаний сверху, ни специалистов.

В исключительно сложное положение попали общественные организации, которые оказывали помощь жертвам торговли людьми. Их единичные, в масштабах страны, приюты были переполнены жертвами не только этого тяжкого преступления, но и мигрантами, лишенными всего — и средств к существованию, и медицинской помощи, и перспективы достойного и безопасного возвращения. Для проведения профилактических кампаний оставались лишь онлайн-платформы. Не хватало ресурсов, волонтеров, транспорта, чтобы выезжать на спасение людей по заявкам их родственников, да и ограничения на передвижение по городу лишали людей последнего шанса на освобождение и получение минимальной гуманитарной помощи.

В особенно опасной зоне риска оказались дети — они вынужденно проводили много времени онлайн и этим пользовались преступники — специалисты по вовлечению детей в секс-бизнес, готовили себе «резерв по персоналу», создавали базу данных для предложения кандидатов потенциальным клиентам-любителям детского порно.

Что можно было противопоставить подобной способности преступников приспособиться к новым драматическим обстоятельствам и не дать им отбросить нас всех далеко назад в противодействии торговле людьми?

Многие организации распространили свои рекомендации, опираясь на опыт работы с жертвами торговли людьми в период пандемии. Подозреваем, что их значительная часть вызовет у читателей скептическую реакцию — мол, разве такое возможно в наших условиях.

И тем не менее, над ними стоит задуматься.

Мы должны открыто признать вклад рабочих-мигрантов (включая россиян, приезжающих в большие города из провинции в поисках работы) в нашу экономику и их роль в заполнении вакуума рабочей силы в некоторых отраслях. Люди достойны того, чтобы наиболее нуждающимся мы оказывали помощь, включая тех, кто не имеет легального миграционного статуса или легальной работы, и чтобы данные об этих людях не использовались для применения к ним репрессивных миграционных мер. Чаще всего они утрачивают миграционный статус по вине работодателя.

Необходимо распространять нашу помощь и на тех, кто не подпадает под программы социальной защиты, но тем не менее находится в уязвимом положении. Вероятность попадания таких людей в число жертв торговли людьми крайне высока. Государство должно гарантировать высочайший уровень охраны здоровья для всех, обеспечивать доступ к профилактическим медицинским услугам и лечению заболеваний всем, включая беженцев, мигрантов вне зависимости от их миграционного статуса и внутренне перемещенных лиц. В условиях пандемии понятно, что отсутствие доступа к здравоохранению для данных категорий неизбежно отражается на здоровье всего населения.

Нам необходимо принять меры по нормализации невыносимых условий в центрах временного содержания и иных местах скопления людей, чтобы исключить перенаселенность, улучшить санитарные меры и обеспечить доступ к медицинской помощи.

Потенциальные жертвы торговли людьми, как российские, так и зарубежные граждане, должны знать о динамике распространения коронавируса, о профилактических мерах, которые необходимо соблюдать, о возможностях трудовой миграции в конкретных обстоятельствах и возможностях, пусть минимальных, получения статуса беженца, а также о своих трудовых правах на тех языках, которыми они владеют.

Общественным организациям стоит предоставить все возможности для продолжения их работы по оказанию правовой и гуманитарной помощи уязвимым группам населения. Социально-ориентированные НПО собою закрывают те бреши, до которых у государства не доходят руки. Так дайте спокойно работать.

Как быть с мигрантами, не имеющими лицензии или миграционной карты? А так, всеми силами помочь им нормализовать их статус и не допустить, чтобы их нынешнее положение привело к задержанию или аресту, а напротив, чтобы у них был доступ к бесплатной правовой помощи.

А как быть с работодателями в тех секторах экономики, где велик риск эксплуатации и применения принудительного труда? А так, проводить адресные инспекции условий труда, разумеется, с учетом пандемии, и добиваться того, чтобы все работники получали доступ к информации о распространении коронавируса и знали о мерах защиты, более того, знали о своих трудовых правах и средствах их восстановления в случае нарушений.

Теперь о приютах. Их катастрофически не хватает даже в обычных условиях. Во времена пандемии это вопрос жизни и смерти для жертв торговли людьми, домашнего насилия, принудительного труда и других преступлений против личности.

Тем, кто не может вернуться в страну происхождения, нужно предоставить временные виды на жительство и прекратить, наконец, практику принятия решений об их депортации, задержания и выдворения. Их статус должен быть нормализован, что в свою очередь позволит преуменьшить уязвимость мигрантов, предотвратить их эксплуатацию и социальную изоляцию. Это ли не путь к снижению преступности?

Мир прошел огромный путь в борьбе с торговлей людьми, начиная с 2000 года, когда Генеральная Ассамблея ООН приняла впервые согласованное определение того, что собой представляет этот криминологический процесс, да-да, не единичное преступление, а процесс, в который вовлечены многие. Вербовщики, перевозчики, посредники, охранники, работодатели... Мир накопил множество международно-правовых обязательств, сотни рекомендаций, практику предотвращений преступления и методики оказания помощи потерпевшим. Кто о них знает на уровне районного оперативного работника или следователя, прокурора или судьи? Чего стоит следователь, отказывающий в возбуждении уголовного дела против вербовщика на том основании, что «из ходя из сообщений родственников» (правописание сохранено), в его действиях не было «события преступления». Ну, разумеется, вербовщика, который честно предлагал бы, например, не работу матросов на яхте катать туристов, а соучастие в организации нелегальной миграции, работодатели давно лишили бы его заработка. А представить себе, что в его действиях был обман, мошенничество и злоупотребление уязвимым положением (признаки торговли людьми), следователь что — не мог или не хотел? А что, бывает вербовка жертв торговли людьми без обмана и мошенничества?

Мы еще очень далеки от того момента, когда торговля людьми перестанет быть высоко прибыльным бизнесом с крайне низким риском выявления. Коронавирус еще больше осложняет положение и тех, кто находится в объективе преступников, и тех, кто борется за права и достоинство жертв. В этой ситуации, вероятно, первая рекомендация — оставаться неравнодушными людьми и помогать всем, кто в этом нуждается. А остальное — прилагается.